Гонората (Гандрета) Стоцкая

---

Сообщения о леденящих кровь похождениях маньяков в последнее время все чаще и чаще появляются в различных СМИ. Однако такого рода злодеяния являются приметой не только нашего времени. Каждая эпоха накладывает на жизнь людей свой отпечаток. И ведь были времена и порядки, когда подобного рода отношение к людям являлось едва ли не нормой. Речь идет о периоде крепостного права…

Крещеная собственность

Середина XIX столетия, Мозырский уезд… Живописный край, полный сказок и старинных легенд. Густые леса полны здесь природными дарами — сладким медом, пушниной, сосновым и дубовым деревом и янтарной смолой-живицей. А Припять и другие реки щедро снабжают людей рыбой. Казалось бы, существование тамошних обитателей должно быть счастливым и беззаботным. Да не тут-то было…

Вся жизнь крестьян в то время целиком и полностью ввергнута в руки помещиков. Крупные землевладельцы распоряжаются ими, словно живым товаром. Труд крепостных крестьян — основной источник панской роскоши. Владелец может продать любую крестьянскую семью кому заблагорассудится. В 1850 году помещик Новицкий покупает у «коллеги» Стеткевича крестьян деревни Челюсевичи и по своей прихоти выселяет их с обжитых мест в землянки на болото.

Положение местных крестьян усугубляется еще и тем, что подавляющее большинство их владельцев здесь — поляки, исповедующие католицизм и униатство. К гнету социальному добавляется еще и утеснение православных крестьян в их вере, глумление над их «хлопским» белорусским языком и культурой.

Кстати говоря, при случае крупные помещики не гнушались отхватить кусок земли и у церкви, хоть и сами были сильно набожны. Как сообщает писатель и краевед Степан Миксюк, в 1821 году помещик Григорий Новоковский, мозырский поветовый маршал, после пожара в Кочицкой церкви захватил принадлежавшие местному приходу земли. Даже церковные инстанции, бывшие всегда в фаворе у царского государства и его чиновников, ничего не могли поделать с «рейдером», пользовавшимся покровительством сверху!

В 1867 году в дело вмешался даже сам царь Александр II. Но из-за бюрократической волокиты помещики Новицкий и Пясецкий продолжали ускоренными темпами вырубать произраставшие на церковных землях шикарные дубовые леса. «Порубили все дубы на гробы…», — пел в свое время советский бард Владимир Высоцкий. А вот пан Пясецкий изводил местные реликтовые дубравы на клепки к бочкам. При этом разбирательство, как свидетельствуют представленные Степаном Миксюком архивные документы, продолжалось до начала следующего XX столетия…

К несчастью, не только вековые деревья падали по указу помещиков. Иной раз они, опьяненные безграничной властью и зарвавшиеся от вседозволенности, забирали и людские жизни. В 1848 году тот же Гунтерман Пясецкий, поймав со своими слугами в лесу мужика из деревни Кочицы, за мелкую порубку забил его до смерти. Такой вот «защитник леса» оказался, несмотря на все свои поставки дубовых клепок-заклепок. От адского обращения крепостные крестьяне бежали куда глаза глядят целыми семьями. Кары за это следовали неимоверные…

После того как полиция вернула Григорию Новоковскому четырех его беглых крестьян, трое из них вскоре скоропостижно скончались. Наверняка, их смерть была результатом не эмоционального шока от встречи с барином, а тех жесточайших экзекуций, которым он подверг беглецов. Но даже это не сравнится с тем царством ужаса, что творилось в имении помещиков Стоцких…

«Скачи, враже, як пан скаже…»

Фамилия Стоцких являлась весьма влиятельным на Мозырщине кланом. До первого раздела Речи Посполитой Стоцкие были фанатичными сторонниками католицизма и унии. Но после присоединения Беларуси к Российской империи религиозного рвения у них поубавилось. Зато на своих белорусских крестьянах они отыгрались сполна…

Осенью 1846 года в Мозырский земский суд явился священник Ремизовской церкви Иаков Родевич. Церковный служитель донес: владельцами имения Ремизы Стоцкими умучен мальчик Иван Коваль, тело его тайно предано земле на местном кладбище. Расследование, проведенное жандармским подполковником Турским, установило: Иван Лавренов Коваль, православного вероисповедания, 13 лет от роду, два года назад был взят в услужение из Ремезова в фольварк «Зеленый Дворик». Фактически, он в буквальном смысле слова служил «мальчиком для битья» — почти ежедневно помещица Гонората (Гандрета) Стоцкая, урожденная Богушева, подвергала подростка порке розгами или плетьми. За любые мелкие провинности и вообще без оных ребенку прописывали до 30 ударов. Кто видел туго сплетенную из жесткой, как кость, кожи ременчатую плеть, может представить, что это такое. В ожидании непрекращающихся побоев мальчик стал быстро чахнуть. 29 сентября он был порот розгами и сильно ослабел. Вечером помещице показалось, что он слишком медленно подал ей воды, тогда хозяйка повалила Ваню на пол и принялась бить ногами. Ребенок скрючился от сильной боли в левом боку, а ночью скончался. Не помогло и назначенное «сердобольной» помещицей лечение в виде пиявок. Вскрытие в те времена никто не производил, но можно предположить, что от ударов панской ножкой у Вани разорвалась селезенка, и смерть наступила от внутреннего кровотечения…

Жандармский подполковник Турский в своем донесении шефу Отдельного корпуса жандармов Орлову писал: «Помещица эта, имея сильное пристрастие к наказанию людей… в некоторых случаях за совершенно малосознательную вину, а в других безвинно или по изобретенной ею вине, как то: за междоусобное с родственниками свидание, начатие между собой разговора и за смех, подвергала наказанию до 100 и более ударов розгами и плетьми…».

Расположенный в лесной чаще, подальше от глаз людских, фольварк «Зеленый Дворик» был идеальным местом для разгула диких страстей. А тому, что происходило за его стенами, могли позавидовать сам маркиз де Сад или граф Дракула.

Людей чувствительных и впечатлительных мы просим дальше не читать

Полицейский рапорт подробно описывает способы и технологии, изобретенные Стоцкой, для измывательства над своими крепостными. Для этого комната помещицы была переоборудована в настоящий пыточный застенок. В полу и потолку здесь были смонтированы два железных кольца, между которыми на растяжку ременными вожжами привязывалась жертва. Истязали людей здесь зачастую до потери сознания. Сама же Гонората била своих крестьян всем, что под руку попадет, — палкой, безменом, даже ножом, причем без разбора лупила по спине, рукам, ногам и по голове. Но этого ей было мало: «…не довольствуясь этим, кусала зубами за тело, душила руками за глотку и тиснула ногами и коленями грудь и желудок; при этом подвергала истязанию такому; накладывала на шею железную цепь и затыкала на пробой, вдетый в стену, изливала за шею кипящую воду, таскала за ноги зацепленною веревкой на покрытой бугроватым шерстным льдом земле на обнаженной задней части тела…, приказывала есть издохшие пиявки, жгла раскаленным железом тело, приказывала в своей комнате танцевать, произнося беспрестанно сии слова: «Скачи, враже, як пан скаже». Зауздывала женщин палочкой для того, чтобы не сосали от коров молока».

Помещики очень заботились о сохранности своего скота и имущества, временами делая исключения только для людей…

«Знаю, что тебе, моя сердечная, очень больно…»

Между прочим, от разъяренной фурии временами перепадало даже ее собственному супругу. Но со временем Бернард Стоцкий сам пристрастился к садистским играм жены. «Будучи совершенно порабощен ею и испытывая от нее иногда побои …даже подражал ее прихотям», — доносит начальству подполковник Туровский об отношениях внутри этой семейки.

Впрочем, для властей все это не было новостью — жалобы на свирепое утеснение крестьян владельцами Ремезова поступали уже давно. Еще в 1835 году Минская казенная палата после многочисленных «сигналов» с мест усмотрела в управлении помещиком Стоцким иезуитским имением Ремезово действия, ведущие к разорению данного имения и проживающих в нем крестьян. Мозырскому земскому суду было предписано строго наблюдать за происходящим. Впрочем, в силу понятных обстоятельств, предписание это выполнено не было. Поэтому когда в сентябре 1835 года крестьянин имения Ремезово Степан Степаненко пожаловался в земский суд на жестокое обращение с ним со стороны владельцев, дело хоть и начали, но хода ему не дали. Правда, первоначально судебный заседатель Заблоцкий установил факты преступного характера, но владельцы Ремизова обжаловали его выводы как якобы «пристрастные». 4 мая 1843 года Минская Уголовная палата освободила Стоцких от всякой ответственности.

Однако уже осенью 1846 года, после убийства Вани Коваля распоясавшимися панами, известия о вскрывшихся «злоупотреблениях помещичьей властью» быстро облетели весь край, а затем и всю Россию. Теперь игнорировать частную пыточную камеру посреди леса было невозможно. Уже в начале нового дознания вскрылись новые, еще более ужасающие факты. В своем рапорте виленскому военному генерал-губернатору мозырский исправник доносил: с шести лет в услужение Стоцким была отдана крестьянка Авдотья Тимощенкова. С тех пор почти ежедневно она подвергалась порке розгами и плетьми, от одного до трех раз в день. Количество ударов достигало от 50 до 200 и более. Более того, Стоцкая изобрела специальный способ, дополнительно усиливающий физические страдания жертвы: к рукам и ногам истязуемой для усиления болевого эффекта привязывалась палка. Как свидетельствуют документы расследования, от постоянных экзекуций все тело девушки было покрыто ранами, наружу вышли кишки, голова в нескольких местах была пробита. Когда крестьянка уже не могла вставать и двигаться, ее выбросили в специальную комнату, где, безмолвно пролежав неделю на полу, молодая девушка скончалась. Тело положили в ледовую, после чего Бернард Стоцкий с кучером Кастаном разрубил его топором на несколько частей. Стоцкая при этом держала свечу. Происходящее далее превосходит все человеческие представления о добре и зле: тело несчастной Авдотьи было решено сварить в котле и отдать на съедение свиньям и собакам. Когда ее останки уже варились, «г. Стоцкий не одобрил этого проекта жены своей и сказал: «Свиньи и собаки могут разнести по подворью дома кости, и тогда откроются причины смерти…».

Стоцкий приказывает кучеру везти части трупа к Мозырю или Скрыгалову и бросить в Припять, Костан отказывается. Помещик хватается за ружье и грозит пристрелить непослушного подельника… Когда истерика улеглась, то, что осталось от тела девушки, было сожжено на костре в лесу, кости же были измельчены толстым сосновым колом…

Кастан «раскололся» первым и выдал дознавателям место жуткой кремации, захоронение было осмотрено комиссией в присутствии мозырских уездного и городского врачей и привлеченных свидетелей. А вот Стоцкий плакал и призывал четвертовать свою жену, всю вину за человекогубство возлагая на нее. Вскоре его парализовало…

Жандармский офицер Ломацкий в своих воспоминаниях ссылается на рассказ минского вице-губернатора Ивана Чмыхова и подробно в литературном стиле описывает сцену расправы с крепостной девушкой. По словам Ломацкого, поводом к этому послужила дикая ревность Гонораты Стоцкой к молоденькой и очень красивой горничной: «Наконец, введена была в одной сорочке босая, дрожавшая всем телом и бледная как смерть 16-летняя преступница. Стоцкая велела подвести ее к себе ближе, ласково и нежно погладила ее по головке, потрепала по щечке, дотронулась до подбородка и груди и, слегка придерживая за руку, тихим и смиренным голосом принялась увещевать опустившуюся на колени девушку, чтобы она не плакала и не просила пощады, но терпеливо и безропотно перенесла ожидающие ее страдания, внушая ей, что они ничто в сравнении с теми адскими мучениями, которыми она обязана ее красивому личику…».

Девушку начали хлестать вымоченными в соленой воде розгами. Гонората движением руки регулировала частоту и силу ударов, показывая, что бить сначала надо реже, но сильно. Стоцкая «…жадными глазами впилась в быстро багровеющее нежное тело красавицы, с видимым наслаждением слушала страдальческие стоны ее, спокойно отирала носовым платочком разлетающиеся и попадавшие ей на лицо обильные брызги крови».

В перерыве, давая девушке воды, Стоцкая приговаривала: «Знаю, что тебе, моя сердечная, очень больно, понимаю, голубушка, что твоему девичьему телу невыносимо наказание; понимаю и то, что ты как скромная девушка стыдишься, быть может, при мужчинах обнажения этого тела… Что ж делать, не вини меня, мой друг. Я тебя берегла и любила, как дочь, а теперь душа моя ненасытно требует мщения и наслаждается им: я не вольна совладать с собой. Не сетуй на меня».

Гонората распорядилась перевернуть девушку животом вверх и снова сечь. «Далее, когда заметила ее предсмертные судороги, приказала с удвоенной силой и чаще наносить ей последние удары по животу и груди до тех пор, пока не убедилась, что жертва ее сатанинской мести не обратилась, наконец, в бездыханный труп…».

Стоцкую отправили на каторгу, где она и скончалась, а по другим данным эта «тигрица в юбке» была заключена в монастырь. Ее имение было выкуплено помещиками Конаренко и фон Кубе. Уже после освобождения от крепостного права в 1861 году крестьяне Ремезова восстали и отказались платить выкупные платежи. Не желали давать помещикам ни копейки за землю, которая так обильно было полита их потом. И слезами, и кровью…